///
скачено с сайта "Блики Тишины" - http://kornetka.ru/bliki/
по всем вопросам обращаться: bliki@bk.ru
при использовании стихов:
Авторство оставлять - обязательно
e-mail Автора при наличии - указывать обязательно
ссылка на сайт - желательна.

==============


           Ксения Желудова (tovarish_zhe)
                 (Санкт-Петербург)
        http://tovarish-zhe.livejournal.com
             https://vk.com/tovarishzhe
         https://stihi.ru/avtor/mellyxena



	хроническое

оказалось, нет противоядия от отчаяния,
каждый месяц изволь пережить рецидив;
можешь дать вековечный обет молчания
и уехать, никого не предупредив,
но ведь однажды вернёшься нечаянно,
всё с той же дырой в груди.

соседи будут кричать, как всегда кричали,
дождь будет греметь водосточной трубой;
можешь злиться и пожимать плечами,
ввязываться в неравный бой,
но тебе причинили ровно столько печали,
сколько ты мог унести с собой.

говорят, весны не будет, и правы отчасти,
холодно, не согреться под тонким плащом;
свобода, никто к тебе не причастен,
ты допиваешь кофе и просишь счёт.
а то, что тебя сейчас рвёт на части,
так это от счастья,
от чего же еще. 


	смотреть только вверх

в городе, где любая вода неминуемо пахнет болотом,
воздух вязок от слов, произнесённых вслух,
сын, никого не бойся, кроме себя и бармаглота,
впрочем, не стоит бояться
и этих двух.

я между тем проливаю слёзы и кофе на книги,
учусь предавать забвению и не предавать друзей.
я по всем направлениям вышла в высшую лигу,
театр одного актёра,
одного экспоната музей.

собрала коллекцию собственных преступлений,
выполненных заданий, позади сумасшедший квест;
но здесь даже богу за всепрощение и смирение
вручили терновый венец
да почётный крест.

и всё же я видела небо, оно никогда не врёт,
я знаю, мне отчасти ведом древний его язык,
а тот, кто боится с места рвануть в полёт,
просто-напросто
позабыл азы.

не каждый помнит, что он с первых дней крылат,
нужно только осмелиться и взлететь;
мир – бесконечный рай, а этот ваш ад
только для тех,
кто поверил в смерть.

если долго смотреть в невесомую аквамаринную высь,
почувствуешь, как на воздух ложится крыло,
расправь плечи, закрой глаза, оттолкнись,
и будет тебе
светло. 



	памятка

прочитай и выучи наизусть:
тьма имеет предел, и любая грусть
преодолима, если построить мост;
боль исчерпаема, горе имеет дно,
если осмелиться встать в полный рост,
дотянуться до счастья, ибо оно
досягаемо, и рецепт его крайне прост.

запиши и бумагу затем сожги:
люди - концентрические круги,
у всех одинакова сердцевина.
память - вбитый в темя дюймовый гвоздь,
научись прощать, он выйдет наполовину.
обиды и скорбь созревают в тугую гроздь,
выжми до капли, получишь терпкие вина.

взрослей, но и не думай стареть,
смерть существует, но это всего лишь смерть,
дань закону контраста.
не стоит пытаться нумеровать страницы,
ибо время тебе неподвластно.
в твоих силах помнить слова, имена и лица,
рушить стены и презирать границы,
любить, покуда сердце не задымится,

и знать, что всё это не напрасно.


	* * *

... и потом, говорит,
я больше тебя не люблю, устала тебя любить, 
обжигаться, держа твоё имя во рту,
молчать, опасаясь его нечаянно уронить.
два года могла, а на третий стало невмоготу,
женщины тоже научены воскресать,
отрицать свою спелую смертную темноту,
перегрызать нить.

да и зачем тебе я,
ни при каких обстоятельствах я не пригожусь тебе,
и поэтому ешь меня целиком, не жуя.
боги, слишком древние, чтобы сделать ошибку в судьбе,
бесстыдно молоды, чтобы её признать.
мне ли говорить о проблеме выбора и борьбе,
мне, вспоротой без ножа.
 
и наконец, говорит,
какая разница, кто виноват, когда все мертвы,
в последней сцене спектакля стреляет ружьё,
никого не щадит, и поэтому мне не снести головы.
но ты - живи и счастлив будь до краёв.
и пусть никто не скажет тебе, оставшемуся в живых:
она вас любила гораздо сильнее, чем вы
любили её.



	легче лёгкого

вот была зима, и ты обживался в ней не спеша,
сутулился и цепенел, выходя в метель;
однажды снег под ногами дрогнул и задышал,
неужели на самом деле апрель?
был карандаш, и ты привык к фактуре карандаша,
но вдруг подарили кисти и акварель.

вот была зима, и ты был отъявленный декадент,
ни покоя, ни воли, только коварный мрак;
ты ждал подходящего случая, но упустил момент,
судьба обыграла тебя в триктрак.
был дом, и паркет в нём был вязок, словно цемент,
но вдруг распахнули люк на чердак.

вот была зима, и ты был скучнее галстучного зажима,
в пальто, до горла застёгнутом и затёртом до дыр;
всегда инкогнито, всегда проходил мимо
и случайно зашёл, я останусь у вас до среды?
был огонь, и вокруг посторонние спали невозмутимо,
но вдруг на костёр плеснули воды.

была зима, как травмы, с жизнью несовместима,
помнится, ты говорил, что счастье невыносимо,
оно невесомо, и потому незримы
твои следы. 



	исходная точка

год пришёл к повороту, всё на круги своя возвратив,
всему своё время, как завещал нам Екклезиаст;
теперь мы знаем, мир устроен, как негатив:
чем ярче деталь, тем сильнее контраст;
мы заглотили наживку, как лёгкий аперитив,
мы сбросили кожу, словно балласт.

апрель всегда приходит, не предупредив,
с мёрзлых душ срезает отмерший пласт
и отпускает с миром: иди,
никто тебя не обидит,
никто не предаст.


	* * *

мёртвые дети пришли с войны:
здравствуй, седая мать.
мы не писали писем, но слали сны,
уже заебались слать.

ведь нам говорили, что дома нет,
разрушен, сожжён дотла;
позолота осыпалась с эполет,
в главном штабе – бедлам.

вязкие сутки текли, как мазут,
и не было им конца;
всё, что мы знали: нас не спасут,
не разорвут кольца.

дико и страшно вгонять под ребро
нож по рукоять;
нам приказал голос гулкий, как гром,
любой ценой устоять.

о, да, мы стояли и грызли, мать,
чужую тёплую плоть;
солдат не имеет права устать
резать, рубить, колоть.

мы падали оземь, сочилась кровь,
мешалась с корнями древ;
мы падали, падали, падали вновь,
как яблоки в октябре.

земля почернела от наших тел,
лежащих сплошной стеной;
и кто-то отчаянно прохрипел:
пора возвращаться домой.

там девушки в поле плетут венки,
там церковь на берегу.
и мы уходили, мы были легки,
оставив тела на снегу.

мёртвые дети пришли с войны:
здравствуй, седая мать:
здесь все твои дочери и сыны,
уставшие воевать. 


	* * *

почему печальна? из-за чего резка?

дело вот в чём: один тот факт, что ты есть,

изнутри прожигает непробиваемую броню;

и такая случается скорбь, такая тоска,

словно я каждый день тебя хороню.



	* * *

у весны в этот раз рыбья кровь, но наступит май,
неизбежно, как наступает любой рассвет.
ты давно играешь в слова, так и дальше играй,
потом скажут, был недурной поэт.
до чесотки в горле хочется написать, что звенит трамвай,
но трамваев в округе нет.

где-то небу не по размеру солнце, взятое напрокат;
как в индейской бане, жар усыпляет боль.
горизонт краснеет медленно, как гортань: закат
окунает свежие раны в морскую соль.
Алиса давным-давно вернулась назад
и превратилась в Ассоль.

не верь новостям, жди у моря погоды, плевать на время,
(Продолжить)
говорят, мир катится в тартарары,
сместилась ось, и однажды луна упадёт на землю:
притяжение в пользу старшей сестры.
но ты не верь, ты же знаешь, боги не дремлют,
им самим не знакомы
правила этой игры. 



	пора

пожалуй, пора взрослеть: переставать говорить о боге,
обзавестись стандартным набором особых навыков и примет;
воспитать в себе жалость, а то мне воистину жаль немногих:
погибших в войну, а еще Аннелизу Михель и Шэрон Тейт.

пора признать: ничего не меняется долгих три года,
начала однажды с нуля, так и живу, все счётчики по нулям;
из всех перемен самые очевидные – настроение и погода,
весна, гиповитаминоз, и губы обкусаны по краям.

пора решить: копиться на карте или жить обналиченной,
говорить напряжённым шёпотом или рыдать навзрыд;
я смертна, спесива, груба и чудовищно ограничена,
и всё, что могу с этим сделать – почувствовать стыд.

пора утешиться, не захлебнуться в приступе слёз и крика,
я живучая, жилы не лопнут, хоть со всей дури рви;
да и кровь – всего лишь давленая клубника,
чуть забродившая от любви. 



	мартовское

оказалось, март уже несколько дней подряд,
пора разбрасывать камни, но тяжела рука;
вечера тоскливы, но слово ‘тоска’, говорят,
прерогатива русского языка.

признаться, весна застала меня врасплох,
последняя из простуд напрочь лишила голоса,
а в остальном я неловкий смеющийся бог,
уставший стричь волосы.

плачущий город, тающий снежный ад:
несказанно вовремя, ибо надежда едва жива;
здешнее небо: сегодня – невызревший виноград,
завтра – приворотная синева.

пора нарушать молчание, избегать тишины,
всё, что нами не названо, канет втуне.
хрупкое время, первые слабые дни весны:
жизнь накануне. 



да,
с тех пор как я знаю глагол ‘умереть’,
мне вовсе не хочется умирать;
и всё же пусть я израсходована на треть,
но если тебе очень нужно – трать.

да,
кажется, позвоночник во мне из хряща,
никак не из косточек; знаю, нет кожи.
думаю только о сложных простых вещах,
для многих нет слов, и этим они дороже.

да,
ношу глубоко под рёбрами целый ад,
и в этом огне то меч, то кольчугу себе кую;
почти умею идти, не оглядываясь назад,
и быть честной с собой
в постоянном
внутреннем
интервью. 



	* * *

как знакомо подступает к горлу отчаянье,
шепчет: едва надорвавшееся - порви;
всё пройдёт, и это пройдёт, вернётся к началу;
господь милосердный, благослови

нас, схоронивших свои печали
в больших коробках
из-под любви.



я действительно выдохлась, я устала
выстилать себя изнутри бронированной сталью
и смотреть на мир сквозь узенькую бойницу,
и бояться довериться, покориться,
и давиться, глотая литрами жгучий йод,

в надежде, что всё это
когда-нибудь
заживёт.